Когда мы получаем понимание новой реальности, нам становится легче с ней бороться, если она нас не устраивает.

Первой в наш мир пришла постправда, раскрыв то, что специалисты по постмодернизму давно рассказывали. Из мира ушли большие нарративы, теперь в нем царят нарративы маленькие. А нарратив невозможен без собственной борьбы за правду, поэтому тысячи маленьких нарративов обросли тысячами своих правд.

Но все это началось еще до прихода Интернета и соцмедиа. Когда же они появились, возникла технологическая возможность для следующего шага — каждый пользователь Фейсбука может запустить в мир свою собственную правду или то, что он считает правдой. Эта “мини-правда” существовала всегда, но новые возможности по ее тиражированию подняли ее на более высокий уровень. Вера в эту “мини-правду” вполне соответствует наблюдению советского времени: раз об этом написано в газете, значит, это правда.

То есть правда имеет свою градацию. Условно говоря, правда уровня энциклопедии отличается от правды уровня кухни. Правда не столько проверяема на соответствие действительности (новости Зимбабве, например, все равно остаются для нас непроверяемыми, мы не видим их собственными глазами), сколько достоверность ей придают источники и тиражирование.

В советское время было еще одно правило рекламы. Раз рекламируется, значит — плохое, поэтому покупать его нельзя. Или: раз ругают Запад, значит, там все нормально. Это еще одно правило опоры на источник, только обратного свойства. Плохому источнику доверять нельзя. Всегда пользовались успехом книги по критике зарубежной философии, поскольку других книг по зарубежной философии (социологии, политологии) в принципе не было. Кстати, для серии книг издательства “Прогресс”, издававшего только переводы под названием “Новое в лингвистике”, пришлось изменить название серии на “Новое в зарубежной лингвистике”, поскольку получалось, что все новое делается только за рубежом.

В советское время существовала тенденция, называемая чтением между строк, что позволяло выносить из критических рассуждений, например, телекомментатора в телепрограмме “Международная панорама” противоположное суждение. Сейчас мы уже забыли их фамилии и лица, а тогда они были властителями дум, поскольку другой информации о Западе у советского человека не было.

Таким образом, если суммировать, правдой становится то, что: а) тиражируется, б) исходит от достоверного источника, в) отрицается в недостоверном источнике. То есть информация в результате своего движения к потребителю получает характеристики, на которые можно ориентироваться для определения ее достоверности. При этом есть информация, которая достоверна во всех контекстах, типа “дважды два равняется четырем”; есть информация, которая достоверна только в некоторых контекстах, а есть та, которая никогда не является достоверной. Обычному человеку трудно двигаться между ними, определяя, что есть что.

Российская информационная интервенция в американские выборы продемонстрировала, хоть и в искусственном виде, как бы разговор массового сознания с самим собой, поскольку люди хотели услышать именно это, и пересказать его дальше. Коллективное мнение не нуждается в проверке фактов. Факт — это то, что признается фактом моим соседом и мной. Ведь мы, не бывая, например, в Японии, все равно можем обсуждать факты оттуда. Коллективное сознание своим обсуждением уже легитимизирует факт.

Многие факты мы не можем найти в энциклопедии, они — газетные, то есть текущие, которые завтра будут заменены другими в следующем номере газеты. Третий уровень фактов, помимо энциклопедического и газетного, принадлежит малым социальным группам, четвертый — вообще индивидам. К последнему типу отнесем знание того, что знает лично человек, и никто больше. Или такой пример удивившей меня информации в газете New York Times, что чихать следует не в ладонь, а в локоть, чтобы инфекция не передавалась дальше. Это явно не информация для такой газеты.

Мы как бы верим, что Земля круглая. Но одновременно в мире проходят конгрессы, где доказывается, что Земля на самом деле плоская. Конспирологи удерживают свой пласт знаний, который расходится с общепризнанным.

Реальное знание, то есть как бы не из источников, а непосредственное, есть только на четвертом и пятом уровнях фактов (социальной группы и личностное). Поэтому все остальные мы принимаем в некотором роде на веру. Мы верим в достоверность фактов из данного конкретного источника, говоря, например, что так написано в энциклопедии.

Религия и идеология тиражировали свои факты вне возможности их проверки на достоверность. Им либо веришь, либо нет. Для усиления веры в свои факты и религия, и идеология применяли в прошлом мощные репрессивные методы. И счастье человека в том, что только в наше время появляются первые попытки считывания того, что на самом деле думает человек.

При этом целые сферы человеческого творчества строятся принципиально не на соответствии действительности, а, наоборот, на праве на отклонение от нее. И это не только фэнтези или телесериал, а и в принципе литература, и искусство в целом. Даже советский соцреализм был не столько отражением действительности, сколько моделированием идеальной действительности, которой должен был следовать советский человек. Это был такой “туннель” разрешенного поведения, из которого не могла выходить ни литература, ни жизнь. И если подходить строго, то это тоже был фейк, связь которого с действительностью была достаточно условной.

Индивидуальные фейки отражают ту модель мира, которая записана в голове у конкретного человека. Школа корректирует эти представления в более единую для всех форму, а медиа занимаются этим вообще ежедневно и ежечасно.

Фейк представляет опасность, когда он появляется в публичном поле не случайно или стихийно, а индустриально и целенаправленно. Его автором является не индивид, а целая группа людей, пытающаяся таким образом увести аудиторию в другую сторону.

Конечно, в случае, когда индивид противостоит коллективу, перед нами возникает нечто вроде соревнования олимпийского чемпиона с победителем районного масштаба. Результат такого поединка заранее известен. Тем более здесь работает и статистика. Как говорят специалисты по большим данным, предсказать поведение индивида нельзя, а вот больших массивов людей можно, поскольку 70% из них поступят именно так, как прогнозируется.

Фейк внес сумятицу в наше понимание действительности. Человек оказался слишком доверчивым, поскольку к этому его приучила эпоха доминирования СМИ. Эпоха доминирования социальных медиа все перевернула вверх ногами.

Когда фейк оказался “засвечен”, он перестал быть опасным. К нам пришла эпоха постфейка, поскольку мы уже получили нужное предупреждение. Мы верим в победу правды, но все равно боимся лжи. Эпоха постфейка не так страшна, как эпоха фейка, поскольку мы с осторожностью будем относиться к любой информации.

При этом искусственная правда может вести к настоящей победе. Есть интересное высказывание Г. Честертона: “Сказки не рассказывают детям о том, что существуют драконы. Дети уже об этом знают. Сказки рассказывают детям, что драконов можно убить”. Кстати, новое поколение миллениалов в США выходит на протестные демонстрации с плакатами про Гарри Поттера, то есть сказка может помогать и в реальной жизни.

Георгий ПОЧЕПЦОВ