Креативность — слово десятилетия. Не проходит дня, чтобы мои интернет-подписки не подсунули мне хотя бы с полдесятка материалов, призывающих “развить свою креативность”. Лет десять назад с такой же регулярностью “ходили” народные методы увеличения разных частей тела. А судя по тому, что курсы и тренинг для повышения креативности продают за деньги, следуя неумолимой логике рынка, остается только поверить в то, что у этого товара есть покупатель, и довольно массовый.

В фокусе образовательных реформ — причем не только нашей, в которой все может оказаться не более чем декларацией, но и западных — среди главных приоритетов снова она — “развитие креативности” или “креативного мышления”. Школы отступают от “накопления знаний”, сдают один за другим рубежи “усвоения навыков” и постижения основ научных дисциплин в пользу образовательных инноваций, нацеленных на “креативность”. В нашем детстве в школе учили стойкости и усидчивости — буквы разные писать и к четырем прибавить два, — а аттестат давали каждому носителю сакрального знания о том, что “Ландан из зе кэпитал оф Грейт Бритэн”. И это было, признаюсь, скучно, порой — бессмысленно, а когда и беспощадно. Зато нынешний выпускник может писать как курица лапой (а в некоторых странах и это уже не обязательно — можно сразу на компьютере набирать), для счета пользоваться калькулятором, а для всего прочего — Гуглом. Его голова и время освобождаются — для “поиска себя” и развития творческого мышления. Игровые формы, индивидуальный подход, прогресс и индивидуальное же оценивание, учитель — не начальник, а коуч, а еще лучше — друг, товарищ и брат, поменьше механических, нудных действий, требующих усидчивости и повторений, побольше “проектов”, “мозговых штурмов” и презентаций. Поменьше натужного хардворкинга и замера результатов, побольше свободы и поощрения. Мы больше не создаем конвейерным способом конвейерных рабочих, чья основная ценность — соответствие стандартам и готовность “гореть на работе”.

Вместо этого новыми идолами становятся креативность и самореализация. Школа, будучи продуктом индустриальной культуры, идет в кильватере индустриальных революций. Причем современная школа и так проявляет небывалую стойкость (чтобы не сказать закостенелость) — революция уже четвертая по счету, а школьные реформы едва догоняют третью. Но с поворотом к креативности все должно измениться. Потому что эта категория как раз соответствует духу четвертой промышленной революции.

Скажем прямо, это, в первую очередь, попытка смягчить ее последствия. Которые выльются в очередное массовое “освобождение рабочих рук”. Тех “рабочих рук”, которые превозносила школа моего детства — мускулистые руки сталевара, почерневшие руки горняка, загорелые руки землепашца, ловкие руки портного и т.п. Так вот, эти руки скоро массово освободятся от своего почетного занятия — тяжелого труда — и хорошо бы их чем-то занять. Чтобы голова не пострадала.

Тут на помощь и приходит смещение индустриальной идеологии — с хардворкинга и “общего дела” на самореализацию и “творчество”. То, что когда-то было хобби — что-то факультативное, чем было принято заниматься в свободное от основной работы время (если оно оставалось), теперь можно превратить в “дело жизни”. Причем иногда не просто “можно”, но даже “нужно” — поскольку другого “дела” у основной массы освобожденных рук не будет. И это огромная социальная проблема, поскольку масса “рабочих рук” (не только “рук”, впрочем, — “голов” тоже касается) может воспринять эти перемены как крах и не будет иметь понятия, как жить дальше. Слишком глубоко въелась в культуру мысль о том, что только работа делает человека чем-то стоящим, только труд придает жизни смысл, а кто не работает — тот не ест.

Но акценты уже некоторое время потихоньку смещаются. В том числе, меняются представления об успехе и достойном труде. Если еще пару поколений назад “успех” можно было измерить в твердой валюте, а поколение назад — по покоренной высоте карьерной лестницы, то идолом новейшего времени становится самореализация. Которую ни умом не поймешь, ни аршином общим не измеришь. Если для позапрошлого поколения “достойной работой” числилось производство, а для прошлого — включенность в корпоративную культуру, то для новейшего времени “достойным” становится строгое следование призванию, независимо от социального запроса именно на такой труд или товар.

Идеал “сродного труда”, провозглашенный нашим великим земляком, наконец, нашел отклик в самом сердце цивилизации — до сих пор до отвращения прагматичной. Мир ловил его и не поймал, но если бы поймал, то понял бы, что именно фигура странствующего философа воплощает мейнстрим настоящего момента.

Впрочем, западная цивилизация остается такой, какой была — до отвращения прагматичной. А если поворот от индустриальных идеалов “сгорания на работе” к идеалу “самореализации” состоялся, значит, это кому-нибудь нужно.

Смягчение удара по социальной сфере, которую наносит и еще нанесет безработица — самая очевидная, хоть и не единственная цель. Есть еще одна проблема: большие амбиции разогревают рынок труда — а он уже и так перегрет. Поэтому нужно что-то придумать, чтобы градус на этом рынке понизить. Это достигается, опять-таки, смещением акцентов в разделе “ценности”: следует убедить широкую публику в том, что не в деньгах счастье, и даже не в их количестве. Сделать это совсем несложно — большинство здравомыслящих людей согласится с этой прописной истиной. Но мир до сих пор держался, преимущественно, на тех, кто на эту истину не обращал особого внимания. Не потому, что видел счастье именно в деньгах, а потому, что не слишком интересовался счастьем, отдавая предпочтение успеху.

Малоприметная дихотомия между успехом и счастьем — настоящая ловушка для большинства из нас. Выбирая почти что угодно на своем жизненном пути, мы безотчетно выбираем между этими двумя категориями. Идол успеха требует жертвы в виде полного самоотречения, счастье — всего лишь отказа от амбиций, от претензий на Большую Рыбу. Ведь для счастья человеку, на самом деле, нужно совсем немного — следовать своему сердцу. В общем, вы либо Волк с Уолл-Стрит, либо монах, который продал свой “феррари”. Или, скорее, всю жизнь мечетесь между тем и другим, пытаясь урвать у жизни всего понемножку, и, скорее всего, не преуспеваете ни в том, ни в другом. К счастью, вы это вряд ли замечаете — потому что точно так же живут все вокруг.

Но вот ловушка приоткрывается: совсем необязательно следовать чуждым для вас идеалам. Для того чтобы уважать себя, не нужно заработать все деньги или закопать последнего конкурента. Вполне достаточно следовать своему призванию — пускай оно и не принесет вам состояния. Зато вы будете в гармонии с собой и с миром. И общество от этого только выиграет, потому что стабильные, удовлетворенные своей жизнью индивиды — залог стабильного общества.

Вопрос о стабильности общества, как вы понимаете, приобретает особую актуальность на фоне революции. Пускай и промышленной.

Есть еще одна проблема: денег мало, и с этим нужно как-то жить. Клуб мультимиллионеров — тех людей, в чьих руках сосредоточены богатства этого мира — очень узок. Это всего 1% населения Земли. Хорошая новость: социальные лифты работают, в этот клуб можно попасть. Скверная новость: входной билет стоит очень дорого, количество билетов очень-очень ограничено и нужно быть весьма амбициозным, удачливым, работоспособным и, да-да, креативным, чтобы этот билет урвать. Всем прочим — тем, кто в этот клуб не попадет, — лучше не стремиться к большим деньгам. Доходы наемных работников нигде в мире не растут, а в некоторых отраслях — снижаются. Поэтому нужно научиться находить удовлетворение в том, что имеете. И умеете.
Тут нас ждет счастливый и отчасти парадоксальный поворот сюжета: когда население массово отбрасывает крупные денежные и карьерные амбиции, размеры пирога растут, а не уменьшаются. Разрастаются площадки по обмену и продаже как продукции собственного творчества, так и индустрий, обеспечивающих массовую “самореализацию” в самых разных областях человеческой деятельности.

Есть, впрочем, и “темная” сторона у этого перехода к цифровому Средневековью — невероятное количество контента, которым засыпают медиапространство “креаторы”. Но у этого очевидного наращивания энтропии тоже есть смысл. Начать с того, что это тоже увеличивает размеры пирога — появляются и разрастаются технологии индивидуального производства и медиаплощадки для размещения “творений”, причем процесс имеет характер снежного кома — бесконечный поток контента порождает поток контента о том, как создавать контент, как продвигать контент и даже как продавать контент. В общем, монах, который продал свой “феррари”, для этой культуры значит гораздо меньше, чем контент о том, как методически правильно продавать свои “феррари” и превращаться в монахов.

И это, наконец, и есть цель массового поворота к “самореализации” и свободному творчеству: каждый час в Сеть выбрасывается огромное количество идей, которые подхватываются, проходят обработку, перевариваются и дают жизнь новым идеям, которые снова выбрасываются “в массы” и процесс приобретает лавинообразный характер. Причем этот интенсивный обмен идеями и их апробация — совершенно бесплатный. Есть, конечно, символическая “валюта” соцсетей — лайки с шарами — которые для особо чувствительных пользователей способны заменить реальные дензнаки. Есть и ключевое правило игры на этом рынке самореализации — отсутствие сколько-нибудь реальных мерил успеха. Денег, тиражей, ступеней карьеры, индекса цитирования и проч. Так что никто — в том числе, ты сам — не упрекнет тебя за неэффективность или глупо потраченные время и силы. Кто вправе решать, что для тебя “глупо”, а что “умно”?

Действительно, никто. Никто не знает, чья и какая именно идея будет лежать в основе очередной инновации в той или иной области. В мире, в котором нет дефицита рабочих рук, сохраняется — и даже нарастает — дефицит идей. Не то чтобы их стало сильно меньше, чем было раньше. Просто раньше их не нужно было так много. Раньше на воспитание и взращивание тех, кто, возможно, сгенерирует парочку стоящих идей, можно было потратить много ресурсов — на отбор, обучение, условия для работы и т.д. Идеи генерировала некая элита, которую специально “на это учили”. Теперь генерирование идей стало гораздо более демократичным. Просто потому, что уже не нужно такого количества сталеваров, землепашцев и горняков.

К тому же теперь, кажется, никто толком не знает, как и чему учить тех, чья роль — генерировать идеи. Классическая история об Эдисоне, которого выгнали из школы за тупость, становится символом нашего времени. Замедление прогресса, кризисы в самых разных областях жизни, смутное ощущение очередных потрясений и смены парадигмы — все это, с одной стороны, сеет растерянность среди элит, с другой, открывает неожиданные возможности. Если интеллектуальные элиты не справляются со своей задачей генерировать идеи — в силу разных обстоятельств, — можно поискать идеи в других местах.

Освобождение огромного количества рук дает надежду на то, что освобожденные от монотонных заданий головы чисто случайно “набредут” на что-то ценное. Если хотите, имеет место стихийная возможность реализовать гегелевский принцип перехода количества в качество. Как говорится в старом анекдоте, огромное количество обезьян, посаженных за пишущие машинки, рано или поздно настучат “Войну и мир” — по теории вероятности. То, что происходит сейчас и будет нарастать ближайшее время — похожий процесс: целый лес обезьян стучат по клавиатуре, программы-редакторы отбирают из потока белиберды то, что можно прочитать и передают в офис главного редактора, который решает, что из этого после обработки напильником может быть превращено в книгу и продано. Нацеленные на “креатив”, самореализацию и постоянный информационный обмен массы пользователей — питательная среда, в которой плодятся, размножаются и эволюционируют идеи.

На эту мысль наталкивает, в частности, способ “широкого траления”, который применяют крупные ИТ-компании, скупая — подряд и, кажется, без особого разбора — всевозможные стартапы. Скупают и кладут, преимущественно, под сукно. Не потому, что хотят задавить конкурентов в зародыше, а потому, что при ближайшем рассмотрении убеждаются в том, что это им не нужно или просто никуда не годится. Просто стадия “ближайшего рассмотрения” наступает не перед тем, как заплачены деньги, а после того. Крупные компании могут себе позволить скупить все, что “неплохо звучит” и только потом, в спокойной деловой обстановке убедиться в том, что большая часть покупок им, на самом деле, не нужна. В общем, поступает так же, как массовый покупатель в большом супермаркете в “черную пятницу”. Зато эти покупки — такие же бессистемные, как и весь рынок идей — оживляют его.

Таким образом идол “креативности”, порожденный четвертой индустриальной революцией, и его детище — бесконтрольное размножение и перетекание контента могут оказаться прологом пятой промышленной революции. Которая — по прогнозам — выведет в широкий свет искусственный интеллект.

Екатерина ЩЕТКИНА