“Если общество недостаточно быстро приспосабливается к изменениям, его ждет коллапс. Но и слишком быстрое приспособление превращается в регресс: общество начинает терять то хорошее, что у него было до того как начались перемены”.

Нассим Талеб

В каком бы уголке цивилизованного мира вы ни начали сегодня разговор о войне, собеседник вас терпеливо и сочувственно выслушает. А потом непременно задаст встречный вопрос: “А как там у вас дела с коррупцией?” При этом восприятие коррупции у собеседников будет разное.

Украинская сторона под коррупцией по умолчанию подразумевает исключительно клептократию, то есть власть воров, если дословно. Клептократическая форма правления развивается преимущественно в странах, богатых природными ресурсами, бывших колониях. Колонизаторов прогнали — и сами сели на потоки этих ресурсов. Кроме того, в классификации коррупционных существует еще мафиозное государство и двусторонняя монополия.

Мафиозное государство связывается с коррупцией на нижних ступенях и допускает организованную преступность к контролю над прибыльными отраслями экономики. Это то, что мы отчетливо видели при Януковиче. Двусторонняя монополия — более тонкая и современная вещь. Она отличается высокой ролью государства в экономике.

Лоялисты, не спешите кричать: “Ура!” Такое государство искусственно ограничивает число предприятий, получающих госзаказы и финансовую помощь. То есть прежде всего дает возможность заработать “своим”, в обмен на политическую и более материальную лояльность. При этом оно действительно ущемляет оргпреступность, и даже пугает высокопоставленных чиновников, но понарошку, как маленьких детей: “Бу-у-у!” Вы же помните, как в мае нынешнего года два десятка руководителей областных налоговых администраций были задержаны и доставлены в Киев вертолетом, под телекамеры. И были отпущены. Почему?

Читаем в The Washington Times: у бывшего главы Государственной налоговой администрации Харьковской области Станислава Денисюка требовали два миллиона долларов за закрытие дела и освобождение из под стражи. Американский читатель умножает это на 20 и резонно задается вопросом: в какой такой помощи нуждается Украина, кроме справедливого суда над собственными судьями и прокурорами? И присылает нам Линча. Правда, не того, о котором мы все мечтаем, а Дэвида. Но все равно, в целом — намек хороший.

Тот же цирк с вертолетами и бронетранспортерами происходит в Закарпатье, но тут не нужно было ждать американской прессы, тут Геннадий Москаль не выдержал, очень сдержанно заявив, что спецоперация на Закарпатье — это огромный “пшик” (то есть “фуфло”, если по-народному). “Бу-у-у!”, в общем.

Общество негодует, отделяя эти процессы от себя. Воспринимает коррупционность как первородный грех власти, по-марксистски отделяя себя от власти, и переводя в класс несправедливо эксплуатируемых рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Какое местное самоуправление, о чем вы, если речь пойдет и об ответственности!

Люди добрые, но ведь это не тайна, что все наши лидеры достаточно комфортно чувствовали себя при любой власти, и нынешнего своего положения и благополучия достигли именно как коллаборанты с антиукраинской организованной преступностью разного масштаба. Кто — мирового, кто — помельче, но братвы и запоребриковой, и покультурнее на всех хватило. А если они иногда и поскальзывались на карьерной лестнице, то только под грузом непосильно нажитого и от собственной жадности.

Наше общество, а не кто-то иной, путем демократических выборов последовательно приводит к власти людей, чьи капиталы (в переписи, разумеется, на ближайших родственников и домашних животных) в таком размере могли быть только украдены.

Люди, которые, сменяясь по очереди, но не меняясь по сути, нами руководят уже целое поколение, — воры и коллаборанты.

Это если рассуждать по справедливости. Потому что если рассуждать по законодательству, которое они сами для себя создают, то они — образец предпринимательства. Который, придя к власти, немедленно пытается выгнать из страны, обокрасть и посадить в тюрьму такой же образец нравственности в бизнесе, только теперь уже оппозиционный. Спасибо, конечно, что не убивают. Но это еще как сказать.

Читаем в той же американской прессе совершенно уж мрачную историю: “Американский гражданин Марк Паславский сражался в батальоне “Донбасс” в первые годы конфликта с сепаратистами, поддерживаемыми Россией на востоке Украины. Он дал 300 тыс. долл. своих денег, чтобы купить беспилотники для помощи в этой борьбе, но оборудование так и не было куплено. Г-н Паславский потребовал вернуть деньги, и впоследствии был убит в битве двумя днями позже, в 2014 году. Его бизнес-недвижимость в Украине, как утверждается, была похищена после его смерти. Дело остается нерешенным”.

Это отдельная тяжелая тема о военных добровольцах — как и чем наградили их в итоге страна и судьба. Но в основе всяких возвышенных тем лежат вполне материальные явления. И если при разговоре о духовности, стратегиях и национальной идее вы зададите вопрос о деньгах, то ответ получите довольно быстро. Но не факт, что он вам понравится.

Какими бы ни были описания социальной реальности и перспектив ее развития, у социума всегда находится две универсальные реакции, сводящие к нулю любые попытки эту самую реальность улучшить.

Первый — “Я и так знал!” (вариант — “А я говорил, что так и будет!”). Эта тенденция преувеличивать собственную способность предвидеть, как все произойдет, после того как знаешь результат, давно известна в психологии под названием hindsight — “оглядывание”.

Ошибка хиндсайта — наделять все события прошлого логичностью и закономерностью. На этом интегральном качестве человеческой психики строится вся историческая наука, которая, по сути дела, — беллетристика. Ибо закономерности, задним числом глубокомысленно в ней анализирующиеся, никоим образом не служат прогнозированию аналогичных событий в будущем.

Хиндсайт живуч потому, что развивает самоуверенность и повышенную оценку собственных интеллектуальных способностей. Взгляните на социальные сети — ведь это воплощение большевистской мечты о любой кухарке, могущей управлять государством. Чем масштабнее тема, тем безапелляционнее комментарии, оценки и выводы. Чем ничтожнее комментатор (или бот), тем категоричнее и истеричнее выводы. Напишешь, что “по данным социологов, 70% молодежи в возрасте от и до желает немедленно покинуть Украину”, — и сразу же найдется множество экспертов с вескими подтверждениями. Напишешь, что “по данным социологов, 70% молодежи в возрасте от и до горячо любит свою страну и не мыслит себя вне нее”, — и те же люди так же пылко найдут кухонную аргументацию в пользу этого, не менее сомнительного, чем предыдущий, тезиса. Ибо реальность может оказаться таковой, что эти 70% действительно любят свою страну всей душой, но при первом удобном случае готовы из нее уехать. Однако страны, в которую эти романтические прагматики немедленно бы уехали, не существует на карте. Страны, в которой можно мало работать и много получать, в которой тебя любят исключительно за национальность, пол или ориентацию. Где тебе предоставят широкий выбор трудоустройства/замужества и великодушно попросят не спешить с ответом. Ну, и так далее. В основе когнитивных способностей — фальшивая логичность, самоуверенность и завышенная оценка собственных интеллектуальных и физических возможностей, тепличная конкурентоспособность. Поэтому одни и те же персонажи с одинаковым пылом и компетентностью обсуждают удельный политический вес певца, актера, дочери сепара и еще какой-то дурацкий сериал.

Второй универсальный ответ, обнуляющий любую мыслительную активность, звучит не менее ярко: “Ну, и чё?..” (”И что тебе с этого?..). Здесь предполагается дискуссия о ценностях. Точнее, перевод ее в материальную плоскость, требование предъявить результат усилий, кажущихся собеседнику чрезмерными. (Исходя из вышеописанного правила, чрезмерными по умолчанию можно считать любые усилия.)

“Самая страшная патология нашего времени — потеря контакта с реальностью”, — говорил Нассим Талеб. И мы видим истерию массового потребления в “черную пятницу”, накануне поминовения погибших в Голодомор. Взрывоопасность общества, и при этом — низкую готовность к протестам. Признание массовости коррупции в обществе — и отделение себя от коррупции.

Я бы сказал, что это — патогенная технология. И дело не в том, что человек легко управляем. А в том, что, перефразируя другого классика, он управляем внезапно. Нельзя приводить рациональные аргументы людям, у которых по определению отсутствует критическое мышление. Они обижаются. Но если внезапно вы приведете им в качестве аргумента ЛЮБУЮ яркую эмоцию, ответная реакция практически неизбежна…

Вернемся к теме восприятия коррупции/государственности/самоидентификации.

Дано — имеется:

1. Бедная, разоренная страна (официально).

2. По сравнению с 2016-м в 2017 году украинцы купили автомобилей на 36% больше (евробляхи не в счет).

3. Путин напал, Америка — помоги! (общеизвестно)

4. За взрыв складов боеприпасов в Калиновке с ущербом в среднем 700 млн долл. наказан майор штрафом в размере 2400 гривен (факт).

5. Многолетние огромные благосостояния властных и оппозиционных олигархов, записанные на родственников (общеизвестное).

6. Государственное бюро расследований заработает в конце 2018 года (Генпрокурор).

Перечень парадоксов можно продолжать самостоятельно.

У меня есть мистическая версия объяснения происходящего, поскольку обвинение в массовом безумии не очень доказуемо, хотя и напрашивается. Бенедикт Андерсон в книге “Воображаемые сообщества” предполагал нацию как социально сконструированное сообщество, воображенное людьми, воспринимающими себя как его часть.

Нация у нас действительно существует. Ну хотя бы потому, что растет популярность национализма. С другой стороны, классический национализм — это идеология нации, стремящейся к государственности. Национальная идея воплощается в создании собственного государства и на этом теоретически заканчивается.

То есть рост национализма предполагает существование его адептов в другом смысловом пространстве, а не в этом клептократическом государстве, гражданами которого они все же являются.

Что это за пространство?

Если кратко вспомнить о бессмысленности, с точки зрения науки, любых соцопросов, то эта эмоциональная псевдонаучность основана на том, что никто не знает, сколько в Украине жителей и каких. 42 миллиона — цифра с потолка. А основа социологии — репрезентативная выборка, кого опрашивать, — делается на основе демографических данных. Поэтому приличные социологи стыдливо говорят об “условно репрезентативной выборке”.

Есть оригинальный способ подсчета населения, один из косвенных — по уровню потребления хлеба. По этому способу едоков в Украине получается около 30 миллионов. Теперь возьмите все социальные программы, городские и прочие бюджеты, медицину и образование, у которых штатные бюджетные росписи — на 42 миллиона граждан. Почувствуйте материальную разницу — и получите ответ на источники сверхдоходов в коррупционном государстве.

Главный природный ресурс Украины — это мертвые души. Возможно, в прямом смысле слова. Возможно, они тянут за собой, отсюда такое иррациональное обожествление прошлого и категорическое нежелание смотреть в будущее, любовь ко всему теневому. Возможно, их эгрегор питает идеологии прошлых веков.

Коррупция, как смазочное масло старой бюрократической машины, материальна и реалистична. Ей сегодня противостоит лишь мир духов, то есть безобидной духовности. Поскольку добровольческое и волонтерское движения ликвидированы как опасная идеология, задающая опасные для коррумпированного государства вопросы.

Но отдельно взятый человек все еще может сопротивляться. Он не может самостоятельно изменить коррумпированную систему в целом. Но он вполне может изменить ее в себе, не западая эмоционально на глупые ток-шоу, примитивные сериалы и визг ленинских кухарок в Интернете.

Олег ПОКАЛЬЧУК, социальный психолог