Новость о легализации криптовалют в Беларуси всколыхнула общественность.

Что это? Подтверждение тезиса о том, что экономическая свобода — не безусловное следствие демократии? Батька тоже майнит? Или что-то еще? Факт был воспринят болезненно еще и потому, что украинские “криптоновости” обычно идут в криминальной хронике, а новый год обещает владельцам “ферм” и “кошельков” неприятные налоговые сюрпризы.

Действительно, Лукашенко еще недавно называли последним диктатором Европы, а тут такой шаг в планетарном мейнстриме. Далее выяснилось, что легализация криптовалют носит не декларативный и не точечный характер, а институциональный. В Беларуси давно и успешно функционирует экономическая зона “Парк высоких технологий”, в которой культивируются новейшие IT-бизнесы и даже вводится английское право. Практически офшор, сухопутный Сингапур. Злопыхатели поспешили высказать предположение, что Лукашенко собрался вырастить такого себе “криптокабанчика”, дождаться подъема новых бизнесов, а потом прибрать к рукам. Не факт.

Мы посмотрим на ситуацию под немного другим углом зрения. Крайне сложно анализировать некое явление, если оно представлено единичным случаем. Обобщения и выводы будут носить характер ворожбы. Для объективности нужны дополнительные примеры.

Другой пример — в Казахстане. Там уже несколько лет и без особой огласки, тем более без освещения украинскими СМИ, идет создание Международного финансового центра “Астана” (МФЦА). Помимо стандартных для финансовых центров признаков, этот отличается смелым для своего территориального расположения использованием все того же англосаксонского права. Более того, последней значимой новостью оттуда стала информация о формировании состава специального суда МФЦА, который мало того, что будет работать по прецедентной системе, так и укомплектован специально завезенными английскими судьями во главе с настоящим лордом — Гарри Кеннет Вульфом.

Что же общего между белорусским и казахским проектами? Скорая смена режима. И Лукашенко, и Назарбаев — представители советского правящего класса, бессменные руководители еще со времен СССР. То есть очень давно. Но и они не вечны. Смена режима порождает массу проблем. Одной из них является сохранение контроля над активами, сформированными в период правления. Причем созданными в большинстве случаев не столько за счет деловых талантов, сколько благодаря властным полномочиям.

Отличительное свойство постсоветских государств, особенно тех, которые не вошли в правовое поле Европейского Союза, — специфический характер законодательства и правоприменительной практики в части защиты собственности.

Это касается в первую очередь Украины, Беларуси, Казахстана и России. Все они “заточены” под перманентный, нерыночный передел собственности. Значимые системы активов — предприятия, имущественные комплексы во всех отраслях могут существовать только под непосредственным патронатом высших должностных лиц. Смена такого “патрона” или изменения в его полномочиях практически неизбежно влияют на работу предприятия. Смена высшего должностного лица — президента влечет за собой пересмотр всей структуры владения экономикой во всей стране.

В Украине этот процесс особенно заметен и, парадоксально, уже привычен, благодаря хоть и принудительной, но регулярной смене власти. А вот в остальных постсоветских государствах в последние десятилетия на фоне зыбкой правовой системы имеет место стабилизация структуры капиталов. Этакий замок на песке. Значимые активы распределены, из них сформированы соответствующие имущественные комплексы, они встроены в производственные контуры, иногда международные, для контроля над которыми и в целях имитации работы института частной собственности назначены “олигархи”, члены семьи, представители спецслужб или уполномоченные иного типа, подконтрольные и подотчетные первому лицу государства.

Неизбежная, ввиду законов человеческой природы, смена режима порождает неизбежную и небезосновательную угрозу “реституции”, т.е. перераспределения собственности в пользу вновь пришедших властителей. А она затронет не только активы самой верхушки власти, но и всю пирамиду владения. Вопрос актуален и для ее нижних этажей. Представители крупного бизнеса в большинстве своем также относятся к старшему поколению, сделавшему начальный капитал в период распада СССР.

Сейчас во всех этих государствах идет активный и довольно открытый поиск инструментов и технологий передачи контроля над активами — для сохранения как семейного бизнеса отдельных “олигархов”, так и стабильности структуры собственности в рамках всего государства в переходный период.

Эта задача не уникальна. Все государства, и демократические, и не очень, регулярно проходят через подобные ситуации. В развитых демократиях смена режима не особенно отражается на распределении собственности. Впрочем, правление Трампа и в этой сфере может преподнести сюрпризы.

До недавнего времени решались такие задачи сравнительно просто. Активы оформлялись на нерезидентные структуры, компании, трасты, фонды, банки и даже церкви, известные в народе как офшоры, зарегистрированные в удаленных и высокостабильных юрисдикциях. Как правило, такими юрисдикциями выступали территории Британского содружества, бывшей формально распавшейся Британской империи, обладающие унифицированным корпоративным законодательством, фактически единой судебной системой, схожими процедурами. А также традициями сохранения конфиденциальности, трепетного отношения к праву собственности и выработанного столетиями британской оккупации крайне осторожного отношения местных чиновников к коррупционным соблазнам.

Использование подобных инструментов обеспечивало простую и надежную защиту в большинстве ситуаций, связанных с рисками других, менее стабильных государств. Особенно если они еще были заинтересованы в частном международном финансировании и не рассматривали статус иностранных инвесторов как синоним слова “лох”, как это повелось в Украине начиная с 2000-х.

Сейчас все изменилось. Хронический бюджетный дефицит, смена экономического уклада, проблемы с демографией, институциональное перерождение, а также “просачивание” офшорного инструментария в те социальные и деловые слои, для которых он не был предназначен, повлекли за собой создание всемирного фронта борьбы с офшорами. Начавшаяся фактически с принятия США “Акта патриотов” в
2001 г. и первоначально преподнесенная как глобальное противодействие борьбе с отмыванием “грязных” денег, борьба пошла по нарастающей и сейчас проявляется не только в периодических скандалах типа “Панамских” и “Райских документов”, но и в реализации проектов глобального финансового контроля наподобие BEPS.

Следствием этого должны стать не только тотальная прозрачность финансовых потоков, но и доступность информации о конечных собственниках компаний и возможность “дотянуться” до них для национальных фискальных и специальных правоприменительных органов. Новым планетарным врагом для создания необходимых правовых оснований стала коррупция, постепенно вытесняющая терроризм из словарей политической аргументации.

Использование для защиты активов простых “офшорных” инструментов, находящихся вне зоны контроля конкретного режима — территории подвластного ему государства, становится все более сложным. Особенно печальной является ситуация, когда эти активы сформированы за счет выведенных бюджетных средств. А также когда в отношении владельцев этих активов уже имеются либо с высокой степенью вероятности предполагаются международные санкции, как это сейчас происходит с провластными бизнесменами из России.

Еще следует учесть, что
2017 г. внес неожиданные коррективы в повестку дня мировых финансов. На фоне развивающихся процессов глобализации финансового контроля случился “черный лебедь” — криптовалютный бум. Занятная компьютерная игрушка “биткоин” вскоре после инаугурации Трампа вдруг оказалась важнейшим мировым финансовым инструментом, а крипторынок стал стремительно сокрушать устоявшиеся процедуры, круги обращения и стереотипы мышления.

В результате перед политическими режимами, входящими в переходный период, встает задача, содержащая несколько условий. Во-первых, им требуется территория, на которой бы действовало не местное, постсоветское, предназначенное для передела собственности и государственного рейдерства право, и не свои, построенные на коррупционных принципах институты, а цивилизованное, интегрированное в мировую правовую систему и опирающееся на действенные правоприменительные институты право, лучше всего англосаксонское. Во-вторых, эта территория должна находиться “под рукой”, в зоне досягаемости своих вооруженных сил и просто физического воздействия, на случай крайней необходимости. Далекие острова тут не подходят. В-третьих, правила и процедуры, действующие на этой территории, должны предусматривать разнообразные преференции и льготное налогообложение не столько для стимуляции запаркованного там бизнеса, сколько для минимизации рисков налоговых последствий и конфискационных поводов для размещенных там капиталов, имеющих связанное с государственным бюджетом происхождение. В-четвертых, учрежденные институты должны держать руку на пульсе переходных процессов, происходящих в мировой финансовой системе, в первую очередь, в части внедрения децентрализации и распределенных систем (блокчейн), появления альтернативной, “криптовалютной”, финансовой системы. В лучшем случае — иметь возможность служить интерфейсом для перехода из одной финансовой системы в другую, естественно, под контролем действующего режима, и не оставляющим следов такого перехода. Мостом, который можно будет взорвать при отступлении.

Как видим, решение белорусского президента вполне соответствует этим критериям. Мы не удивимся, если в ближайшее время из МФЦ “Астана” появятся аналогичные новости о легализации обращения криптовалют и льготном режиме налогообложения связанных с ними доходов.

Таким образом, по нашему мнению, “криптовалютная инициатива” президента Беларуси, создание упомянутых зон в Беларуси и Казахстане основной своей целью имеют защиту активов действующих режимов как в ситуации нарастающего международного контроля и борьбы с финансами преступного происхождения, так и в преддверии неизбежных процессов по передаче власти в этих государствах.

Но выглядит ли такая стратегия защиты активов убедительной? Небольшой оазис закона и порядка в окружении слегка мутировавшего совка. Да, если к перечисленным четырем условиям добавляется пятый, главный элемент. Сейчас главным действующим лицом в глобальной сфере защиты активов (Asset Protection) является Ее Величество Королева Великобритании. Именно под ее управлением находится большинство юрисдикций, причисляемых к офшорам, не говоря уже о прямом контроле над судебной системой Великобритании, в которой рассматриваются все значимые в политико-экономическом контексте дела, в т.ч. и украинских “олигархов”. Следовательно, именно она выступает персонифицированным гарантом обеспечения прав на активы, находящиеся на балансе компаний, зарегистрированных в этих юрисдикциях. Так что именно ее одобрение является тем пятым элементом, который сделает жизнеспособной и защищенной новую “свободную экономическую зону”. Делать это Короне не впервой. Чтобы ни писал в своих мемуарах бывший премьер Сингапура Ли Куан Ю, секрет стремительного успеха его государства не в отправке за решетку трех друзей, хотя и это полезно, а в английских военных базах, расположенных на территории страны.

В рассматриваемых случаях присутствие в зоне “Астана” английских судей — не что иное, как явный знак королевского благословения. Получит ли нечто подобное Лукашенко — большой вопрос. Понятно, что одобрение на создание таких громоздких институций, как СЭЗ, не объясняется только симпатией королевы к отдельно взятому предводителю аборигенов, и тем более недопустимо объяснять его стремлением оказать ему услугу по защите активов на платной основе. Институция в первую очередь должна способствовать реализации стратегических интересов самой Великобритании. В случае Казахстана — поддерживать распространение китайской экспансии в мусульманские страны. Какая миссия уготована Беларуси, еще один вопрос.

Другим примером является создание Московского финансового центра (МФЦ). Этот проект продвигался российским президентом-престолоблюстителем Медведевым и после возвращения на свой пост Путина переведен в замороженное состояние. Сейчас возможна его разморозка. Путин идет на последний свой срок, и вопрос передачи власти и сохранности сложившейся структуры капитала опять становится актуальным и неизбежным, как в Беларуси и Казахстане. Вероятность такого развития событий возрастает, в том числе и благодаря активизации белорусского и казахстанского центров — они становятся конкурентами и центрами контроля финансовых потоков, непосредственно связанными и способными воздействовать на финансовую систему РФ.

Почему это важно для нас? Вопрос создания МФЦ практически не освещался украинскими СМИ и не мониторился профильными регуляторами. А зря. Уже на стадии своего создания Московский финансовый центр успел причинить Украине ущерб, сравнимый с войной в Донбассе. А с некоторой точки зрения, создал условия и для аннексии Крыма, и для оккупации Донбасса. В результате целенаправленной политики московских финансовых властей Украина фактически лишилась своего фондового рынка, а вместе с ним и инструментов привлечения капитала на развитие экономики, строительство негосударственной пенсионной системы, источников мобилизационного финансирования. Это тема для отдельного материала, хотя в свое время мы заранее и публично предупреждали о грозящей опасности.

Несмотря на катаклизмы последних лет, у Украины по-прежнему нет ясной стратегии экономической безопасности. То, что под этим названием демонстрируется обществу, носит декоративный, популистский и профанический характер. Ситуация с защитой собственности не улучшается. Борьба с коррупцией носит однобокий и политизированный характер. Законодательство не создает защитных инструментов для местного бизнеса и иностранных инвесторов, не реагирует на новые вызовы и мировые тенденции. Постоянные институты, призванные обеспечивать рыночные механизмы перераспределения активов, упреждение коррупционной активности государства, эффективность судебной системы, находятся в состоянии остановившегося развития. Передел собственности не только не замедлился, а продолжается в более ожесточенных формах.

Появление же на границах государства сразу нескольких финансовых центров, тем более ориентированных на реализацию специфических интересов, создаст дополнительные риски, в первую очередь дополнительного оттока капитала из украинской экономики и утраты контроля над формированием и функционированием имущественных комплексов.

Александр СИТУХО